Старуха

лет девяноста.
В очках, перемотанных изолентой, с огромными линзами - одна другой выше, опираясь сразу на две клюки, ростом (ростом?) чуть выше сугроба у палисадника, за который она вышла "погулять".
Когда мы на рысях прогарцевали в метре от неё, конь белый и конь вороной, она смотрела на нас с таким восторгом, какого не бывает даже у детей, всякий восторг у которых спохватывается сомнением - зя или низя. Вот теперь ей уже точно можно.
Мало в жизни взглядов, которые запоминаются.
Этот - запомнится.